Расстрелять! — II - Покровский Александр Михайлович (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Нет, конечно! Таких врачей, которые себе чего-нибудь с удивительным проворством во время службы отхватили, у нас не было.
Вот другим что-нибудь оттяпать — это пожалуйста.
Был у нас врач Петя, который, спасая командира БЧ-5 то ли от перитонита, то ли от гангрены, то ли еще от чего-то позорного, вместе с гниющей частью от восторга и облегчения, что так у него все здорово получилось, ему яйца оторвал.
И никто этого не заметил, а когда наконец заметили, то решили: ну зачем бэчепятому яйца, ему главное — жизнь сохранили, чтоб он по-прежнему был командиром БЧ-5, — да и сам пострадавший сколько раз подходил к нему, умиляясь, брал его руки в свои и вроде бы покачивал их, улыбаясь, и говорил высоким голосом: «Ну зачем мне яйца?! Главное — жизнь!» — на благо Отечества, хочется добавить, и замполиты так считают.
И был у нас врач Федя, который обожал раскроить какой-нибудь прыщик у матроса и сделать из него незаживающую рваную рапу и который ходил за замом, как тундровый охотник за червивым оленем, и уговаривал его произвести операцию по удалению кисты, которая давным-давно должна была у зама появиться, судя по тем записям, что оставил ему его предшественник.
И был у нас врач Леха, которого я столько раз просил:
— Леха! Излечи от укачивания. Меня ни одна зараза не хочет излечивать. Я буду всюду за тобой ползать. Подползать и целовать в неосвещенных проходах.
А Леха отговаривался, мол, «морская болезнь… вестибулярный аппарат… неисследованная часть мозга». А однажды так качало, что все лежали вперемешку с потрохами, а лодка выписывала бешеную восьмерку — вверх, вправо, потом зависает и, набирая скорость вниз, влево — ужас кромешный, вжимает в пол так, что в глазах темно.
Как я до него добрался — не помню. Вползаю:
— Леха! Подыхаю…
А он мне:
— На. Цистамин, противорвотное.
Только я глотаю эту дрянь, как лодка деревенеет где-то там наверху, и мне на мгновение становится лучше.
— Хорошо, — говорю, — очень хорошо…
— Неужели сразу помогло?
— Как рукой.
— Ты смотри, как быстро действует,
И тут она пошла вниз.
Дворняжка! Сомлей в углу и уйми там свое нечистое дыхание. Именно так я отвечаю тем, кто начинает учить меня, как справляться с укачиванием. Яйца на очи, как говорят в солнечной Болгарии, «Яйца на очи!» Меня так вдавило в кушетку, и я так высоко плюнул, что цистамин мигом был в потолке, а я — в собственном дерьме зеленом.
— Интересная реакция организма! — говорит Леха и сует мне в нос вату с нашатырем. Миллион иголок попадает в нос, в мозг, а потом глаза вылезли, как пьяные улитки из домиков, и, перед тем как остекленеть, внимательно посмотрели на Леху, Именно так смотрели экспериментальные собаки на академика Павлова.
— Интересная реакция организма! — Леха где-то там, на поверхности сознания, и мне его не достать. — А что если нам попробовать амилнитрат?!
После этой дряни остатки воздуха в легких улетучились сами, а глаза, про которые я уже сказал, что они выкатились на значительное расстояние, вылезли еще дальше, а тело задергалось так, будто оно веревку родает. Секунда — и сдохну.
Пропадает амилнитрат — появляется воздух, мысль и Леха.
— Интересная реакция организма! — говорит Леха. — А что, если нам попробовать этот… ну как его… этот, — Леха щелкает пальцами в поисках нужного слова, -…этот ну как его…
— Леха!!! — хриплю я в ужасе.
— А?
— Ле-ха!!!
— А?
— Хуй на! — и после этого я выпадаю с кушетки на пол и на четвереньках, так меньше беспокоит, как раненный в жопу ящер, выползаю из амбулатории.
Чтоб этого Леху прибило когда-нибудь!
Поленом, бревном, коленчатым валом.
И чтоб у него позвоночник высыпался в трусы!
И чтоб у него на лбу вместо ожидаемой венской залупы выросла вагина принцессы Савской.
И чтоб у него там завелись тараканы, которые не давали б ему ни на минуту забыться.
И чтоб амилнитрат попробовали все его родственники и в особенности родственницы, и чтоб после этого первые стали активными педофилами, а вторые — педофобами, а третьи — если б они нашлись — запаршивели все!
Ох, врачи, врачи! Не было бы в вас нужды, давно бы вас истребили.
Между прочим, у Вересаева в случае холеры врачей забивали насмерть.
А у Чехова — заставляли высасывать дифтерийную пленку у ребенка. И детки потом ладошками насыпали ему могильный курган.
А врачи Куприна? Он идет и в слякоть, и в холод ночью от больного к больному, он не берет денег за лекарства, и в темноте передней ему целуют руки. А вам в темноте передней целовали когда-нибудь руки?
А Леха бинты домой воровал, сука. Сейчас живет где-нибудь, обложенный катастрофическим количеством бинтов.
Его потом перевели флагманским бригады утонувших кораблей, где кроме всего прочего он должен был еще учитывать крыс, убиваемых личным составом. 75 крыс равнялось 10 суткам отпуска.
У него в отпуске побывала вся бригада. Они месяц подсовывали ему одну и ту же крысу.
Леха аккуратненько отмечал принесшего и крысу в специальном журнале учета, а потом она летела я иллюминатор. И тут начинались чудеса: крыса не тонула, она плавала по поверхности, потому что матросики перед тем, как потащить ее к Лехе, надували ее, вставив ей тростинку в задницу.
Они ее вылавливали, сушили феном и снова тащили к Лехе, а ночевала она в бригадном холодильнике вместе с колбасой для комбрига, а комбриг потом жаловался па бурление и газоотделение.
Леха что-то неладное почувствовал только тогда, когда крыса истлела у него на руках, после чего он стал фиксировать в журнале не крысу целиком, а только ее хвост.
Принесут ему хвост — он его зафиксирует и сам проследит, как тот утонет.
Тогда матросики в недрах этого плавающего флагманского караван-сарая завели подпольную крысоферму: отловили двух производителей, посадили их в клетку — и давай кормить, и развелось у них море крыс, среди которых велась селекционная, племенная результативная работа, в результате которой у молодняка вырастали ужасающие хвосты.
Хвосты доставались Лехе, и он их самолично топил.
Удивительно радостной и спокойной сделалась жизнь на этой бригаде. Люди трудились с утра до вечера с небывалым энтузиазмом. Люди точно знали, когда они отправятся в отпуск.
